Московские купцы глазами Петра Федоровича Вистенгофа
О Вистенгофе Петре Федоровиче известно немного. Родился в 1811 году в семье коллежского архивариуса, уроженца города Дрезден, принявшего российское подданство, в городе Вязники Владимирской губернии. По окончании пансиона с мая 1828 был чиновником в разных столичных структурах власти. "Очерки московской жизни" стали его литературным дебютом.
Эта серия зарисовок различных сторон общественной жизни Москвы увидела свет в 1842 году. "Очерки" вызвали оживленное обсуждение, сопровождавшееся сравнением их с этнографически-бытовыми очерками Загозина Михаила Николаевича под названием "Москва и Москвичи". Критиков на сей счет огорчили "слишком субъективные", хотя и противоположные установки: "патриотизм Загоскина умиляется там, где тешится юмор" Вистенгофа. Как отмечал один из критиков, прочтя же книги разом, "подумаешь, что в жизни москвичей нет пищи созерцанию серьезному".
И вот как видел Петр Вистенгоф московское купечество.
"Московское купечество составляет особенный класс людей в городе. Образование его в последнее время, приметным образом, продвинулось вперед; но оно еще остается совершенно неподвижным между раскольниками, которых в Москве, со включением мещан, считается около 12,000 человек.
Три рода купцов в Москве: один носит бороду, другой ее бреет, а третий только подстригает. Высшая степень образования в купце подразумевается тогда, когда он бреет бороду; низшая, когда он ее носит, да еще занимается ею и гордится, оказывая явное негодование обритым; подстригающие составляют переход от последних к первым. Само собою разумеется, что часто борода бывает так умна и знает так хорошо коммерческие обороты, что проведет десять обритых подбородков. Купцы, носящие бороду, ходят обыкновенно, в так называемом, русском; но некоторые из них, решившись одеться по немецкому, все еще ни как не могут расстаться с бородою. Эти люди представляют разительную бесхарактерность в своей одежде, на пример: они при густой, окладистой бороде, носят на курчавой голове, маленькую с козырьком фуражку, короткий, двубортный сюртук и длинные сапоги сверх исподнего платья. На это одеяние, в непогоду, надевается с большим воротником синяя шинель, иногда маленькая альмавива или самый коротенький плащ. Теперь, большая часть купцов разрешает своим детям уничтожение бороды. Между купеческими детьми есть и такие, которые уничтожив ее, или не дав разрастись на себе Русской купеческой бороде, имеют уже поползновение к отражению коротенькой бороды иностранной, называя ее алажен-франсе. Замечательно, что купцы имеющие Русские бороды, смеются, более других, над иностранными бородками; иные даже их ненавидят и сильно преследуют на детях. Я был свидетелем, как однажды купец, давая наставление сыну, говорил: "ты у меня не шали и не блажи, я тебе дам мотать; ты у меня или носи бороду, или обрей ее совсем, а эту стрикулисную бородку я у тебя выщиплю да прокляну, а денег не дам тебе ни гроша, хоть репку пой." Ну прошу покорно, вы сами можете рассудить, состоится ли теперь иностранная бородка между купеческими детками, при таких тяжелых условиях.
Московские купцы богомольны, держат строго посты и живут большею частью скромно в своих семействах. Они очень любят хорошие барыши от торговли, чай, пиво, меды, при оказии шампанское, а преимущественно лошадей и дородных своих жен. Жены не щадят белил и румян для того, чтобы приправить личико; они любят, уважают и боятся мужей своих, большею частью сидят дома, занимаются хозяйством, а в свободное от занятий время забавляются грызением орехов, кушаньем разного рода вареньев, мармелада, моченых яблок с брусникою, употреблением разных домашних наливочек, пива и производят чрезвычайно обильное распивание чаев. Они большею частью дамы полновесные, с лицами круглыми, бело-синими; у них руки толстые, ноги жирные, губы пухлые, зубы черные. Жена ходит по-русскому в платке, когда муж с бородою, и в чепце или шляпке, когда муж бороду бреет, или даже и тогда, когда он ее только подстригает. Дочек учат русской грамоте, иных даже французскому наречию и приседать – что значит танцевать. Есть купеческие дочки премиленькие собою и во многих семействах французский язык и танцы уже в сороковые годы сделались необходимостью.
Купеческие сыновья отличаются своим повиновением родителям, но заметно, что бреющие бороду и говорящие по-французски имеют более других наклонность к мотовству, праздношатанию и разным шалостям. Многие из них стремятся в дворяне и для того вступают в военную службу или, поступая в университет, идут потом по гражданской части. Купеческие дети очень скромных, но зажиточных родителей, иногда отличаются своим неистовством на московских загородных гуляньях, где в кругу гуляк, с бокалами шампанского они присушиваются к диким песням московских цыган; к ним присоединяются дети мелких торговцев, иногда сидельцы, и часто барыши, приобретенные в течение нескольких месяцев, уничтожаются при одной жестокой попойке; тут обыкновенно бросают и тратят деньги без всякого расчета, единственно из одного самолюбия; а иногда неопытный купеческий сынок бывает, в это время, жертвою какого-нибудь обмана, недремлющих, разного рода замысловатых людей. Или в ссоре попадается в какую-нибудь историю, и чтоб дело не дошло до родителей, кончает миром, при помощи порядочной суммы денег.
Купец, торгующий в рядах, редко видит свое семейство. Он там почти целый день; обедает обыкновенно на Ильинке в Троицком, Угольном и т.п., является домой уже вечером, ужинает рано и, сотворив молитву, ложится спать. В воскресенье или праздничный день все семейство в четырехместной коляске, запряженной парою больших, дородных лошадей, отправляется к обедне, потом обедает, а в вечерне едет куда-нибудь в рощу, опять в той же коляске, в которой в это время уложены: самовар, чайные чашки, водка, разные вина и порядочный запас сытного русского ужина, копченая ветчина, разного рода колбасы, большая кулебяка, добрая нога телятины и сладкий пирог.
Купец на гулянии с семьею тих, как рыба и кроток, как мокрая курица; иногда он, на время, отстает от своей семьи и входит в растеряцию, куда его утащит какой-нибудь встретившийся ему знакомый кутила. Тут сей час, давай шампанского и цыганок; слово за слово, смотришь и повздорит с каким-нибудь задорным приказным, который начнет его ругать аршинником, козлом, и еще того хуже, словом всем чем ни попало; а купец ему в ответ: "послушай, ваше благородие, мне брат дела нет, что ты офицер, не потерплю ругательства над своею персоною, купец также полезный член обчества есть, и всяк чильэк об евтем известен есть.... да, известен есть, что купец преполезный член обчества есть и Князь."... Как ты смел оскорбить меня? прерывает его приказный; ты меня ругал взяточником, чернилами, скоморохом, земляникою и еще вот недавно, как ты меня назвал? я на тебя подам исковую и упрячу молодца; уж сделаю что будешь меня помнить. Купцу этого рода процесс, хуже острого ножа; при слове исковую, он делается мягче и мягче; на грозные слова приказного, отвечает уже в полголоса: и да не злобствуйте почтенный, я ничего вам не говорил; я только говорю, что купец также полезный член обчества есть.... да, полезный есть, и если хочешь ваше благородие... ну мир, так мир...." Поставь шипучего! говорит приказный, и обыкновенно кончается тем, что купец же спросит бутылочку и угостит приказного. Когда же дело, по важности своей, угрожает появлением квартального надзирателя, который быв невидим, тут непременно, Бог его знает откуда, явится; тогда купец поставитъ две и три, хоть дюжину бутылок, только бы успокоить приказного. Во время прогулки в роще, семейство купца, то погуляет, то покушает чего либо из привезенных явств; сверх того, папенька покупает детям апельсины, грецкие орехи и вяземские пряники, наконец покушают еще в последний раз и идут домой. Если купец провел весело время и подгулял, то он приказывает кучеру к коляске приткнуть берёзки и дорогою вместе с супругою попевает песенки, а если за городом не было большой интермедии, то возвращаются домой, хоть и с берёзками, но без песен.
Осенью и зимою купец в воскресенье и бенефисы везет свое семейство в театр и берет, смотря по состоянию, бельэтаж или другие ложи высшего разряда. При выборе пьесы он заботится, чтоб это была какая-нибудь ужасная, пользительная трагедия или другая какая-нибудь штука, только понятливая и разговорная, в коей бы можно было видеть руководство к различным курьезным чувствиям. Он не любит опер, потому что за музыкою не разбирает слов арии; "и что тут глядеть, – говорит он, – поют словно не по-русски, да при том и натуры тут не предвидится, поет, умирая, в любви ответа просит и письмецо читает, а все поет; такая дичь и сумбурщина". Он также не любит балетов, потому что: "в них ахтеры словно немые и до многого в их сентенцих не доберешься, да при том-с, ведь и скандал велик; не годится, больно не годится для дочек глядеть, как иной-то выше головы ноги таращит или как иная, словно оводом вертится и как бесенок ногами виляет, так что того и гляди посрамит себя окаянная и великую конфузию всем причинить может".
Но несмотря на такие размышления, есть немного опер и балетов, посещаемых купцами охотно по их великолепной обстановке. Вот, что разсказывает купец о балете своему шурину, который приехал в Москву не долам из Симбирска и остановился у него погостить. "На прошедшей неделе, Степан Исаич, помнится мне, были мы в представлении. Превосходно-с было, пространный балет давали; Санковская-с, это обстоятельная художественная ахтриса. Вот изволите ли видеть, она лишь у Турка в плену сидит и тот приказывает ей пред собою плясать; вот она начинает плясать, чтоб его задобрить, и долго пред ним отлично своими ногами артикул мечет; то вот так и согнется в дугу, думаешь, так совсем упадет и грянется о землю, ан не тут- то было; вдруг как вскочит да станет на один мизинчик правой ноги, а левую-то деликатно приподнимет да и начнет ею трясти, а потом дрягать с удивительным акуратесом, а после возьмет да как завертится… все шибче, шибче, наконец, ну просто, словно кубарь, и вдруг, смотришь, – остановилась, сложила себе руки на груди и глядит на всех, да еще ухмыляется и хохочет, как будто ни в чем не бывало; а за то народ-то, народ… уж он ей и хлопает, и топает, и кричит фора, фора, то есть по-нашему хорошо, дескать, много довольны. Право, что за диковинная вещь, канальство! Кажись, такая маленькая, еще молоденькая, а как она до такой галантерейности проникла. А на днях еще видели оперное пение, так чудо и сколько превратностей, вы не поверите: ну просто чудо-юдо! Представляют, как мертвецы оживут да и начнут плясать по ночам; но только что расплясались, вдруг глядь, ан черти-то их цап-царап, и они опять в аду". Само собою разумеется, что при таких понятиях о театральном представлении рассказывающий имеет бороду, которую он при сем случае и поглаживает.
Купец день именин своих и жены, если только живет с нею ладно, дает закуски, обеды, а иногда и роскошные балы; на балах музыка обыкновенно бывает с литаврам; за ужином играют русские песни, а в то время, когда пьют здоровье, бьют туши. Во все время бала гости сохраняют какую-то чинную важность; молодые танцуют, пожилые играют в мушку, пикет и бостон. Пожилые дамы и нетанцующие сидят около десерта, расставленного на столах в гостиных и уничтожают его с прилежанием, большею частию молча или при разговорах отрывистых, утвердительных и отрицательных знаках своих головок, сияющих в это время жемчугами и бриллиантами. За ужином гости, обыкновенно понуждаемые радушным хозяином, пьют много, очень много за его здоровье; тут важность и принужденность исчезают, и уже разъезжаются домой не как с бала, а как с простой попойки, а иные даже вынужденными остаются ночевать. Иногда бывает, в особенности на свадебных пирах, что при возглашении здоровья гости за ужином перебьют всю посуду, а сами пойдут вприсядку; но это нисколько не ставится им в конфузию, напротив, вменяется в доброжелательство к хозяину и означает, что они довольны угощением. Свадьбы совершаются большею частию по выбору родителей, которые руководствуются в этом случае расчетами по торговле, и молодая купеческая дочка в Москве редко осмеливается мечтать о своем суженом, если он ей не назначен волею родителя.
Вы видели купца в его семействе, в театре и на прогулке, теперь ступайте за ним в Ряды и Гостиный двор. Там все его чувства занимает одна мысль: продать товар лицом и взять за него столько прибыли, сколько это будет возможно. Я часто любил шататься по Рядам без цели, от скуки, купцы, бывало, так привыкли, что я ничего не покупал, а только ротозейничал, что мне никто не кричал: пожалуйте-с, почтеннейший господин, что покупаете-с? Но зато я любовался, как они досаждали своим криком другим. Впрочем, я не соглашусь, чтоб подобное обыкновение приглашать было совершенно не нужное, если бы оно не делалось прямо в ухо, иногда даже как будто с намерением надоедать. Часто придешь в город и во множестве покупок забудешь необходимую вещь, но вдруг услышишь номенклатуру предметов: булавки, шпильки, иголки, помада, духи, вакса, сахар, чай, обстоятельные лакейские шинели, фундаментальные шляпы, солидные браслеты, нарядные сапоги, сентиментальные колечки, помочи (подтяжки), перчатки, восхитительная кисея, презентабельные ленты, субтильные хомуты, интересное пике, немецкие платки, бор де суа (шелковые чулки), бархат венецианский, разные авантажные галантерейные вещи, сыр голландский, мыло казанское и в заключение: пожалуйте-с, почтенный, у нас покупали. Смотришь, иногда в поименованных предметах попадется вещь, о которой совсем забыл, но которая необходима. Эти приглашения, повторяю, были бы очень терпимы, если бы производились не таким часто раздирающим душу, пронзительным голосом. Я замечал, что нигде не кричат с таким диким самоотверженьем, как в Шляпном ряду, там прохожего иногда тащат насильно в лавку. Всех скромнее – в ножевой линии; тут хотя и закликают, но человечески; потому что купцы часто засматриваются на хорошеньких женщин, беспрестанно роющихся и отыскивающих что-нибудь в маленьких шкапчиках. Купцы, продавая им товары, берут барыши, а между тем строят куры, иногда даже справляются о местожительстве хорошеньких покупательниц, говоря в таком случае, с приятною улыбочкою и приподнятием шляпы: "сделайте ваше одолжение, осмелюсь сделать вопрос милостивая государыня, где изволит жить ваша особа?" На что же вам? спрашивает часто обрадованная милостивая государыня. "Сделайте ваше одолжение-с, за особенное удовольствие себе сосчитаем, с почтением товар на дом доставить, сделайте ваше одолжение-с!" Иногда особы, к которым обращены бывают эти речи, знают что купец преполезный член общества есть, и не скрывают своих квартир; часто покупка тесёмочек доставляет самые приятные и прочные знакомства. В то время, когда в Рядах происходят описанные мною объявления продающихся товаров (эти объявления часто заглушаются криком еще более неистовым), вдруг неожиданно пролетит мимо вас, как угорелый, верзила с большим лотком на голове и отрывисто прокричит что-то во все горло. Я сколько ни бился, никак не мог разобрать, что эти люди кричат, – а какой товар покрыт сальною тряпкою, то отгадать не было никакой возможности. Наконец я решился становить одного из верзил; "что ты продаешь?" – спросил я его; он что-то прокричал скорее обыкновенного и побежал своею дорогою; от купцов уже узнал я, что это – ноги бараньи или свежая баранина, разносимая для их завтрака. Но кроме крика купцов, если что делает путешествие по Рядам несносным, это шалости мальчиков, находящихся при лавках, которые беспрестанно возятся средь дороги, так что того гляди, собьют вас с ног, и множество нищих, решительно мешающих рассчитываться; сверх того удивительное неудобство для ходьбы представляет худо вымощенный пол в самых Рядах, где камни часто бывают разделены большими ямами, так что если немного зазеваешься, то легко можно свихнуть себе ногу; темнота, существующая во всех внутренних Рядах, почти лишает возможности различать цвета, в особенности когда купец умышленно старается вам заслонить свет для того, чтоб в тени товар его, как и многие вещи на свете, имел больше эффекта. Порядочный купец вас не обочтет, не обмеряет и не обманет ценою; беспорядочный же – только развесьте уши, так обкарнает и продаст такой сентиментальный товар, что вы и дома не скажетесь. Проторговавшийся каким-нибудь случаем купец убежищем для всего рассеяния от тяжелых горестей здешней жизни, обыкновенно избирает Марьину рощу, где он уже с неистовством предается музыке, пению и поглощению разного рода дешевых горячительных напитков".
Источник:
Вистенгоф П. Ф. Очерки московской жизни - М.: Тип. С. Селивановского, 1842