Фантазии Алексея Михайловича

Во всех этих действиях царя ясно выступала наивная уверенность "в техническом, почти всеобъемлющем всемогуществе мастера-иноземца, от которого он ожидал, всяких диковинок, каких в Московском государстве нет" и всевозможных "хитростей". Поручал он, например, прислать из-за границы "мастеров таких, чтоб умели то зделать так, чтоб всякие птицы пели и кланялись и ходили и говорили, как в комедии делаетца" или "подкопщиков самых добрых, которые б умели подкоп весть под реки, и под озеро, и сквозь горы каменные, и на гору вверх и сквозь воду". Что ж столетия спустя сия  задача осуществилась. Стоит ли удивляться таким "диковинным затейкам" царя, как попытка завести тутовые сады и даже хлопчатобумажные плантации под Москвой — и то и другое с целью насаждения на Руси шелковой и хлопчатобумажной промышленности.

Для разведения тутовых деревьев нашелся "шелкового дела заводчик"армянин Ларион Льгов. Но опыты его оказались неудачными опыты и, по-видимому, вызвали глубокое  сомнение царя в возможности акклиматизировать тутовое дерево под Москвой. И Алексей Михайлович строит новый план - кроме шелковых заводчиков, "которые б умели червей кормить и шелк делать", еще "такова мастера сыскать, хотя дорого дать, хто б умел завесть и червей кормить таким кормом, который бы был подобен туту, или ис тутового дерева бить масло и в то масло иных дерев лист или траву обмакивая, кормить червей и за помощью Божиею завесть шолк на Москве". Будучи, очевидно, уверен в успешности такого рода попыток, царь сразу озаботился и о дальнейших стадиях процесса производства - "С иноземцами же уговоритца, поставить всяких толковых красок самых добрых <…> Красильников, которые б сумели красить шолк всякими цветами и знали в каких местех краски живут и каким подобием и на тех местех, где такие краски есть, признаки и травы и леса растут".

Одновременно появляется проект еще более фантастичный - наряду с требованием сыскать "ткачей, которые б ис хлопчатой бумаги умели делать миткали, кисеи" и т.д., отдается приказанье разводить у себя хлопок.«Чтоб в Астрахани у иноземцев сыскать семени бумаги хлопчатой самого доброва, сколько мочно, и садовника знающего, самого ж доброво и Смирнова, который бы умел завесть бумагу на Москве. А будет в Астрахани семян не сыщетца, и боярину и воеводе семени подрядить вывесть из-за моря… и мастера призвать из-за моря ж".

Алексей Михайлович мечтает не только о насаждении у нас хлопчатобумажной промышленности, заимствуя ее из Индии, где она действительно была уже в это время широко развита, но и пытается разводить под Москвой не более, не менее как хлопок. В том, что иноземцы и на это способны, он, по-видимому, не сомневался. А получили мы хлопчатобумажную промышленность на самом деле лишь сто лет спустя, после того, как она появилась в Западной Европе.

Если разведение не только хлопка, но и тутовых деревьев под Москвой можно считать фантазией, совершенно неосуществимой, то насаждение самого производства шелковых тканей и привозного шелка было, конечно, делом вполне возможным. Попытки в этом направлении делали уже при царе Федоре Иоанновиче, когда приглашен был для этой цели итальянец Чинопи для тканья парчей, штофов и бархатов. В 1625 г. приезжал в Россию бархатного дела мастер голландец Каспар Лермит для устройства предприятия по выделке шелковых материй, но из этого ничего не вышло: привезти с собой "мастеровых людей и снасти" он не считал возможным, ибо "здеся таких шолков нет" и "надобеть заводвелик и мастеровые люди из нашие земли без уговору и без денег не поедут"; для царя же получился бы один убыток, так как за отсутствием шелка "дело бы стало; а оне бы (мастера) однако хотели бы платеж свой на всякий день имать, хотя бы делали или нет, потому что оне тем живут". При Алексее Михайловиче был устроен Бархатный двор в Москве, но, по-видимому, он был очень небольших размеров, ибо когда в 1681 г. явился новый мастер-иностранец для выделки шелковых тканей с несколькими помощниками, то двор оказался слишком мал и пришлось строить новое здание. Да и вообще к тому времени работа на Бархатном дворе, очевидно, успела давно прекратиться.

Возродилось производство шелковых и бархатных тканей лишь тогда, когда в упомянутом 1681 г. бархатный мастер Захар Паульсон, которого в Москве именовали Захаром Павловым, выписал из Гамбурга необходимые для промысла инструменты и обратился уже к царю Федору Алексеевичу с просьбой дать ему взаймы 2 тыс. руб. для того, чтобы привезти из-за границы мастеровых и различные «снасти» и делать не только бархат, но и камки (шелковые ткани) на китайский образец и другие ткани из льна, шерсти и шелка. Кроме того, он просил разрешить ему право беспошлинной торговли в Московском государстве и беспошлинный привоз заграничных материалов в течение 10 лет. При этом он указывал на то благоденствие, которое наступит в стране с распространением шелкового производства, ибо материи будут дешевле иностранных, и когда страна перестанет нуждаться в последних, то иноземные купцы будут расплачиваться с русскими не товарами, а золотыми монетами, которых привозят пока очень мало. Он развивал, следовательно, учение меркантилизма о выгодности создания промышленности в смысле привлечения в страну звонкой монеты. Кроме того, новый промысел даст работу многим праздным людям и доставит при вывозе материй доход казне.

Почти все желания Захара Павлова, кроме права беспошлинного привоза иностранного сырья, были выполнены — сырье ему предлагалось покупать в Москве у армянских и индусских купцов, но также беспошлинно. Предприятие он устраивал на собственные средства и должен был поставлять материи преимущественно для дворца с уплатой по цене, существующей в московских рядах, а то, что не будет взято для государевых нужд, ему предоставлялось продавать в рядах "по вольною ценою". Иностранным мастерам, которых он намеревался выписать, давалось обещание, когда они пожелают, вернуться на родину.

Действительно, вскоре он отправился в "Цесарскую землю, в Амбург и в Голланской и в Нидерланской Гишпанского державы земли" и привез оттуда 18 мастеров с женами и детьми, затем построил дом в Новонемецкой слободе, получил для начала дела шелк из Аптекарского приказа и заказ на царские одежды для царя Федора Алексеевича. Когда заказ был выполнен, Федора Алексеевича уже не было в живых, но все же заказанные материи были у него куплены и при новом правительстве. Из представленного стало понятно, что он уже в течение первого года успел изготовить бархатные материи разных цветов, атласные, расшитые серебром, камку, байберек, обоярь и иные сорта шелковых тканей. Все непринятое во дворец он старался продать, но вольная продажа у него плохо шла. Павлов жаловался, что купцы ему завидуют и ничего у него не покупают. Более того, из 18 привезенных им мастеров вскоре осталось только 2, да и с ними были нелады — Захар Павлов однажды жаловался в Аптекарский приказ, что один из них, явившись к нему в дом, бил его, вырывал у него волосы и называл его вором. И эти двое по их просьбе были отпущены обратно на родину. Позже у него работал еще один иноземец, но и тот сбежал. И сам Захар Павлов уже спустя два года заявлял, что он дела вести дальше не в состоянии, и просил либо и ему дать разрешение на отъезд, либо предприятие принять в казну, то есть госзаказ за государево жалование. Принимая во внимание жалобы его о разорении, правительство выразило согласие взять на себя содержание предприятия, причем он получал теперь шелк-сырец, золото и серебро из казны и ему самому назначалось на корм и на всякие расходы 300 рублей. Он обязался принять восемь русских учеников и затем каждый год брать еще четырех; ученики должны были жить у него на дворе, и для них предполагалось выстроить еще одну избу, и велено было обучать учеников полному его мастерству, ничего от них не скрывая.

Таким образом, мы имеем перед собой предприятие, работающее на нужды дворца, подобно всем описанным выше, но мало того, так же, как в тех случаях, предприятие, существующее на казенные средства: мастер получает и сырье и жалованье и поставляет ко двору выделанные ткани. Частное предприятие даже с полученной и в значительной мере прощенной ссудой, по-видимому, не могло еще существовать, хотя бы имело двор своим главным поставщиком, — на рынок, во всяком случае рассчитывать ему не приходилось. Задача заключалась теперь в том, чтобы Павлов научил русских людей своему искусству, и таким образом, можно было бы обойтись в будущем не только без иностранных шелковых материй, но и без иноземных мастеров этого промысла.

Действительно, мещанским старостой было выбрано восемь человек детей в возрасте от 12 до 14 лет и послано Захару Павлову, за обучением их установлен был надзор, и если они пропускали рабочие дни, то к ответу привлекались их родители. Кроме учеников, которые получали жалованье из казны, на Павлова работали еще женщины, которые шелк разматывали и которым он платил 50 рублей в год, два работника, получавшие за кручение шелка 20 рублей, другие двое наматывали шелк на бобикки и пряли за 20 рублей. Ввиду того что, кроме этих расходов, ему приходилось тратить еще 70 рублей в год на починку снастей, на краски и так далее, Захар Палов, по его заявлению, выдаваемым ему жалованьем прокормиться не мог и поэтому снова просил отпустить его на родину. Ему это было обещано, как только он выучит учеников всему, что сам знает. Был произведен экзамен ученикам в Посольском приказе в присутствии князя Голицына, и оказалось, что три ученика выучились в совершенстве ткать байбереки и уже ткали камки на китайский образец, серебряные обояри, гладкие атласы и камчатые бархаты; но они еще не выучились вязать «подношки», красить шелк и разные узоры накладывать на материи. На экзамене они просили, чтобы их выучили этим работам и чтобы имеющиеся у мастера книги на французском, немецком и голландском языках о крашении шелка и о накладывании узоров были переведены для них на славянский язык. Когда эти три ученика были обучены и остальным операциям, а книги были переведены, Павлов был отпущен. Это случилось в 1689 году, спустя 8 лет после его приезда в Москву.

Ученики должны были по-прежнему продолжать работу в тех же помещениях, но это продолжалось недолго — вскоре, после семилетнего своего существования, предприятие прекратилось. За это время было выделано значительное количество бархатных и шелковых материй для царского обихода, в особенности для царевен, брались ткани во дворец и для раздачи в виде наград служилым людям. Но самое производство сохранить не сумели, и именно тогда, когда цель была достигнута и несколько человек русских ему обучились и готовы были без помощи Захара Павлова продолжить дело и взять учеников, предприятие заглохло.

При Петре пришлось вновь выписывать иностранцев и начинать дело сначала в области шелковой промышленности, впрочем не только в ней.

Источники:

1. Полное Собрание Законов Российской Империи : Собрание первое : С 1649 по 12 декабря 1825 года. - СПб. : Тип. 2-го Отд-ния Собств. Е.И.В. Канцелярии, 1830.

2. Кулишер Иосиф Михайлович. Очерк истории русской промышленности. - Петроград: Тип. К.-О. Петрогубпрофсовета, 1922.

3. Заозерский, А.И. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве. -  Петроград.: Типография "Научное дело", 1917.

4. Аделунг Ф. Критико-литературное обозрение путешественников по России до 1700 года и их сочинений - М., 1864.

5. Мулюкин А.С.Приезд иностранцев в Московское государство. Из истории русского права XVI и XVII веков. СПб.: Тип. Спб. т-ва "Труд", 1909