Славное провинциальное купечество

Иван Андреевич Носков был одним из представителей российского торгово-промышленного сословия, которые были инициаторами  скорейшего сближения предпринимателей для защиты интересов отечественной торговли и промышленности. Результатом чего стало создание в 1868 году Общества для содействия русской промышленности и торговле с весьма широкими полномочиями и географическим размахом. Именно он составил проект устава этого Общества.

Его перу принадлежит также небольшой объему, но значительный по своим исследованиям, труд с коротким названием "Кяхта". Приведем некоторые выдержки из его заключительной части.

"Нельзя, к сожалению, не заметить, что многие отрасли торговли и промышленности подвергались у нас порицанию, ибо все, кто только не пишет об этих предметах, непременно приходят к такому заключению, что все наши мануфактурные и заводские произведения, делаются худо, что в коммерции нашей вообще мало добросовестности и что коммерческая и промышленная деятельность наша идет рука об руку с монополией. Насколько подобные обвинения справедливы, вернее всего судить самим производителям, о которых ведут такую речь, следовательно, на них лежит и прямая обязанность защищать свои интересы. Но у нас видно совершенное отсутствие подобных оправданий и не знаем, чему приписать такое молчание; сознанию ли справедливости всего сказанного или к неумению защитить себя привычным образом или же просто пренебрежению. <...> подобная молчаливость и терпение вредит не одним частным интересам, но отражается на всей нашей торговле и промышленности: при упадке авторитета и при дурном общественном мнении никакая отрасль промышленности не может рассчитывать на поддержание правительства, которое, если принимает какие-либо охранительные меры, то при решении таких вопросов, конечно, придерживаются общественного мнения. <...>  зная, что на кяхтинскую торговлю и ее производителей пало столько напрасных и даже обидных обвинений, непростительно бы было пройти об этом молчанием при настоящем случае, когда кяхтинская торговля, как переходящая от искусственного к естественному положению, может считаться делом конченным и потому об нем, как о деле прошедшем, можно говорить уже с полною откровенностью и указать на все, по крайней мере главнейшие обвинения и, по возможности, в них оправдаться.

Первое обвинение заключается в том, что кяхтинский чай продавался в России непомерно дорого и что потребители чая несли напрасный налог в пользу будто бы немногих монополистов, производящих сухопутную торговлю с Китаем. Такое обвинение могло составиться только от совершенного незнания дела, между тем как говоря об этом предмете, небольшого бы труда стоило узнать настоящее положение дела, убедиться, что ценность кяхтинскаго чая зависела вовсе не от произвола производителей, что определялась она вследствии географического положения двух государств. Одна сухопутная перевозка чая от Фучана до Кяхты, а из Кяхты до Москвы, с неизбежными при этом расходами, обходилась всегда не менее 45 к. на фунт, пошлина с черного, как более употребительного чая, была ранее доведена до 2 р. ассигн. с фунта; потом, когда ее переложили на серебро, была назначена по 60 к. и только в последнее время оставили ее в 40 к. на фунт, следовательно, неизбежный налог всегда простирался от 85 к. до 1 р. Ь к. на фунт чая; если же стоимость его у китайцев определить в 30 к., то чай должен был обходиться от 1 р. 16 к. до 1 р. 35 к., а в оптовой продаже в обыкновенное время он не выходил из цены от 1 р. 25 до 1 р. 50 к. Такой ничтожный процент вовсе не выражает какой-либо монополии, если принять при этом в соображение еще медленность оборотов кяхтинской торговли, которая и при благоприятных обстоятельствах совершаются не менее, как в 12 месяцев; но, если купленные на Нижегородской ярмарке в августе месяце для Кяхты товары, будучи доставлены сюда в феврале, оставались почему-либо все или часть из них не промененными, то оборот торговли совершался уже в два года. В торговле этой производители были не более как посредники между двумя громаднейшими по своему народонаселению соседними государствами, обменивающимися своими произведениями; самый же порядок обмена был установлен на таких основаниях, каким не найдется примера ни в одной торговле во всем мире и устроилось все это не пожеланию каких-либо монополистов, но вследствие политических с Китаем отношений. Необходимость же существования этой торговли, конечно, никто отрицать не будет, если сколько-нибудь понимает потребность страны, где главнейшею целью промышленной деятельности должен быть сбыт собственных ее произведений за границу. Это-то в особенности достигалось при существовании кяхтинской торговли. Может быть скажут, почему же производители торговли не сумели удешевить чай при вымене, но на этот вопрос ответить не трудно, стоит только указать на порядок этой торговли, при котором производители обоих государств сходились ежегодно как на битву (на счетах), пользовались выгодами или подчинялись невыгодам, смотря по количеству или требованию привезенных для размена товаров; где, разумеется, потребители всегда оставались уже на заднем плане и должны были довольствоваться тем результатом и успехами, какой оказали и достигли производители их на Кяхте. Конечно, при естественном положении торговли ничего подобного бы не было, тогда привоз и вывоз товаров соразмерялся бы с требованием. Да! Без всякого преувеличения можно сказать, что если бы русская торговля чрез Кяхту производилась, во все это время внутри самого Китая и пользовалась там соответственной свободой, ее бы не устрашило никакое соперничество, тогда как, имея 200 лет непрерывных сношений с Китаем, мы теперь только должны начинать международную с ним торговлю, между тем как другие европейцы, хотя недавно начали ее, но водворились уже с своей торговлей внутри самого Китая и потому всегда будут впереди нас.

Второе обвинение заключается в том, что чай до потребителей доходит самого дурного качества и что кяхтинские торговцы не хотят принимать участия в розничной торговле, довольствуясь выгодами от монополии кяхтинскаго торга; но такое обвинение, будучи основано на одной теории вероятностей, не имеет уже вовсе никакого практическая основания. Стоит только обратить внимание на условия кяхтинскаго торга, отдаленность края и, в особенности, на обременительную пошлину с чая, чтобы убедиться, что все отнимало всякую возможность произведителям кяхтинской торговли принять какое-либо участие в розничной распродаже чая: известно, что чай при вымене обходится от 45 до 60 р. за цыбик, на него ложатся пошлины с провоза с другими расходами до 55 р., следовательно, если бы кяхтинский торговец пожелал на какое-нибудь время оставить затраченный им в чай капитал не вырученным, пуская этот чай в розничную продажу, то следующий с этого, чая налог ни почему не допустил бы до этого, требуя немедленного и срочного удовлетворения. Вот почему кяхтинские торговцы должны были продавать свои чаи непременно партиями и за наличные деньги. Вследствие чего выгода их часто и ограничивалась, даже при благоприятных обстоятельствах, какими-нибудь 10 или 15 к. на фунт; оптовые же покупатели, как люди капитальные, покупая при таких условиях чай от кяхтинских торговцев, продавали его уже по обстоятельствам и, разумеется, с видимою и рассчитанною выгодою; городовые торговцы или сами открывали магазины, или продавали этот чай магазинщикам и лавочникам также с пользою; когда же чай доходил до розничной продажи, тогда он терял уже свою первоначальную норму и название, подвергался всевозможной подсортировке, ему давали иногда такия названия, о которых в Кяхте и не слыхивали. Вот почему потребители должны довольствоваться тем, что предложит ему магазинщик и оставлять все, и ценность и качество чая, на его совести. <...>

Третье. Кяхтинские торговцы, проживающие в Москве и других городах, винят нас за нарушение прежней системы торговли столь благотворной для всех даже заочно участвующих капиталистов, в чем более всего обвиняют вновь водворившихся в эту торговлю мало капитальных людей. Конечно, кому неприятно и полезно производить эту торговлю хотя и не с блестящими успехами, но с верным расчетом. И этот результат достигался бы, если бы торговля не потребовала естественного развития и введения в круг ее различных дешевых предметов, доступных для людей менее капитальных; если бы не подорвало столь важное соперничество контрабандного чая, заставляющее принимать в Кяхте иногда дикиt меры и, наконец, если бы не поколебалось благосостояние самого Китая <...> ясно—третье обвинение не имеет справедливой опоры.

Четвертое обвинение выведено старинным кяхтинским торговцем и фабрикантом, приготовляющим свои издания для Китая. Ропщут за допущение отпуска в Китай драгоценных металлов, за что в особенности досталось упомянутому выше нововводителю, который первый привез серебро в изделии, затеял вопрос о караванной торговле и всегда стоял во главе желающих введения на Кяхте новых реформ. Обвинение это основано на двух причинах: первая, что будто бы китайцы взяв от нас серебро и золото, не будут брать наших товаров, а поедут с этим серебром в южные порта Китая и будут приобретать нужные для них изделия от европейцев; вторая причина,—что, отпуская драгоценные металлы в Китай, мы истощаем Россию, так нуждающуюся в разменном фонде. На первую причину обвинения ответить не трудно, оно составилось от незнания действительного положения дела, наприм. как поступить в Кяхте, если при потребности в приобретении чая, товаров наших китайцы не берут? Неужели надо остановить торговлю или навязать товары за бесценок, отдавая их в 2 ‘/9 раза против действительной стоимости чая <...>  Между тем как отпуск драгоценных металлов нисколько не изменил требования на наши товары, что и подтвердилось действительным фактом. Как только стало водворяться спокойствие в Китае и открылись понемногу рынки, требование на наши товары обнаружилось сильнее прежнего и китайцы стали продавать наши сукна вместо 26 лан по 44 лан и, приобретая здесь наши товары, отдавали свои от 10 до 15% дешевле против того, чем доставались они нам на монету. Конечно, как только возмущение в Китае возникло ныне в большей степени и вся полоса северного Китая, с которым мы имеем дело и которым управляет манджурское правительство, заключается теперь только в двух провинциях, разоренных поборами и 4-летним неурожаем, то и сбыт наших товаров в Китае опять остановился, следовательно, все дело зависит от благосостояния той страны, с которой мы ведем торговлю. Относительно же второй причины обвинения, то она имела больше основания. Назад тому три года, действительно был в России относительно драгоценных металлов кризис, но он произошел отнюдь не от отпуска серебра в Китай, а вследствие изменения тарифа по европейской торговле, что доказывается следующими фактами: до изменения европейского тарифа отпуск из России товаров и всех произведений простирался ежегодно (в 1847 и 1853 г.) до 135 миллионов. Привоз же из-за границы ограничивался ежегодно 74 мил. и тогда привозилось в Россию до 20 миллионов драгоценных металлов, более отпуска таковых за границу, но после перемены тарифа отпуск произведений остался почти тот же, а привоз увеличился чуть не вдвое, т. е. дошел до 28 миллионов, и за это нужно было приплачивать, отпуская драгоценные металлы, коих стало вывозиться до 20 мил. более привоза. Следовательно, ежегодный баланс золота и серебра в 40 мил. обратился не в пользу России, после сего не мудрено, что у нас оскудели фонды, ибо такая солидная цифра как 40 мил. ежегодного уменьшения драгоценных металлов в народном обращении, равняясь половине всех фондов, хранящихся у нас в государственном банке, не могла и не может не производить важного влияния на наши фонды. Несмотря на это, обвинение кяхтинских торговцев за отпуск серебра действительно казалось многим справедливым. Но здесь оправдывали себя сколько незначительностью отпуска этих металлов, заключающихся более всего в пяти франковой французской монете, сколько же и тем, что меру эту считали проходящей и вызванной крайнею необходимостью, справедливо полагая, что, если сбыт наших товаров в Китае восстановятся, то и отпуск драгоценных металлов сократится, что впоследствии и оправдалось; впрочем при допущении теперь кантонскаго чая через европейскую границу, как он составит еще одну немаловажную статью привозного и потребует расплаты также драгоценными металлами, так как товаров наших в уплату не возьмут. На увеличение вывоза других произведений видов никаких не представляется, следовательно, это еще более усилит вывоз драгоценных металлов за границу, уменьшив в то же время сбыт товаров на Кяхте на столько, на сколько кяхтинский чай будет вытеснен из потребления, пока мы не откроем новых предметов для вывоза из Китая.

 В заключение этой статьи скажем, что в Кяхте с нетерпением ожидают результата переговоров министра-резидента в Пекине относительно дозволения беспрепятственного проследования наших караванов по монгольской степи по избранному и более удобному пути в Тянь-дзин. Получено уже сведение, дающее надежду на приобретение чаев в Китае гораздо дешевле, чем мы приобретаем их теперь через маймаченских китайцев. <...> ".

Вот такие у нас были грамотные во всех отношения купцы. Небольшая справка.

Иван Андреевич Носков - из мещан Тары. В 1855 вошел в купечество Семипалатинска. Оборот торговли Носкова в 1844—59 составлял свыше 2 млн руб. серебром. Владел кожевенным заводом в Верхнеудинском округе, золотыми приисками на реке Чикой. Избирался старшиной торгующего в Кяхте купечества, церковным старостой, городовым судьей. Автор публикаций, в которых выступал за либерализацию кяхтинской торговли, предоставление купцам возможности посылки торговых караванов в Китай и создание на его территории российской коммерческой агентуры. Жертвовал средства на открытие в Кяхте общественной библиотеки, типографии, выпуск газеты «Кяхтинский листок», устройство мостовой в Таре, сооружение водопровода и мостов в Кяхте, в пользу погорельцев от пожара в Троицкосавске. В 1870 переселился в Москву.

Имел награды - орден Святого Святослава 3-й степени.

Помимо уже указанных сочинений им написаны:

- Амурский край в коммерческом, промышленном и хозяйственном отношениях.

- О рус­ской торговле в Китае.

- О мерах к поддержанию русской торговли внутри Китая.

Источники:

1. Носков И. А.  Кяхта : [О кяхт. торговле чаем] - Иркутск: Иркутск. публ. б-ка, 1861.

2. Историческая энциклопедия Сибири - Новосибирск: Историческое наследие Сибири, 2010