Александр Потапов, исполнительный директор ОАО «РВК»

В ОАО «РВК» Александр Потапов занимает пост исполнительного директора. В этом интервью мы попросили Александра Евгеньевича рассказать не только о существующих видах венчурного финансирования, но и о венчурной экосистеме в целом.

В середине января в Москве проходил Гайдаровский форум: «Россия и мир: устойчивое развитие», посвященный одной из самых значимых проблем современности — устойчивому развитию. В 2014 году форум уже в четвёртый раз собрал под крышей Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации теоретиков и практиков, ведущих мировых ученых и политиков, представителей высших финансовых кругов и глобальной бизнес-элиты. В рамках Гайдаровского форума мы пообщались с Александром Потаповым, исполнительным директором «Российской венчурной компании», одним из тех, кто вносит ощутимый вклад в развитие венчурной экосистемы России.

Давайте начнём с «Гайдаровского форума». С какой целью РВК принимает в нём участие?

Цель примерно та же, что и у нашего участия во всех форумах, которые не являются инновационными по своей сути, по изначальному замыслу: Санкт-петербургский экономический форум, «Гайдаровский форум» и так далее. Роль инноваций в экономике России по идее должна расти, и она растёт и по риторике, и по результатам. Мы участвуем для того, чтобы привнести в повестку этих мероприятий важные для нас аспекты обсуждения и донести до профильной аудитории свои мысли. Мы хотим делиться информацией и планами, собирать фидбэк от тех, кто является непосредственным участником венчурной экосистемы и от тех, кто в будущем хотел бы являться её частью. Венчурная экосистема многокомпонентна, и нас интересует всё: как традиционный бизнес и непосредственно инноваторы, так и госструктуры.

Расскажите о видах финансирования, которые сейчас существуют в России, и об их особенностях. Чем отечественный традиционно «особый» путь отличается от зарубежных аналогов?

В первую очередь, это грантовое финансирование — то, что нужно большинству малых инновационных компаний и то, что сейчас, в принципе, неплохо развито. Этим занимается «Сколково», «Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере» (бывший «Фонд Бортника», — авт.) и другие подобные структуры. Этим занимаются и корпорации: есть свои конкурсы у Microsoft, IBM, Cisco. Даже у нас есть какие-то элементы этого: например, конкурс Generation S, который пришёл на смену конкурсу «БИТ». Так или иначе, поддержка командам оказывается для того, чтобы они могли какое-то время существовать и разрабатывать свой продукт дальше. В основном это, конечно, касается стартапов в IT-области, потому что тем, кто разрабатывает что-то в сфере био-технологий или альтернативной энергетики, требуется финансирование куда большего объёма. Но и для таких компаний существуют гранты, субсидии, просто они действуют немного по другой схеме.

Следующая стадия — венчурное инвестирование. Инвесторы бывают многих типов — всё зависит от стадии проекта. На самой ранней стадии это известные «3 F»* — friends, family, fools. Потом в дело вступают бизнес-ангелы, следом — венчурные фонды: сначала посевные, затем фонды поздней стадии, такие как «Руна». Но объединяет их всех одно: так как у компании нет никаких активов, ни материальных, ни человеческих, инвестор вкладывает в команду и берёт за это какую-то долю в бизнесе. А доли этой, по сути дела, чаще всего ещё и нет: нет ни оборудования, ни выручки, ничего.

Так что если говорить о венчурном инвестировании, то, действительно, оно существует в разных формах и исходит от разных типов инвесторов. При этом самый большой недостаток ощущается на предпосевной и посевной стадиях инвестирования. И об этом говорят решительно все.

Второй важный момент — это венчурное инвестирование в экономический сегмент, то есть во всё, что не касается IT и интернета. Предложение капитала там оценивается в 6–7 млрд. долларов, а общий объём инвестиций в год составляет порядка 1 млрд. долларов. Предложение капитала хоть и превышает квалифицированный спрос в 6–7 раз, денег не хватает именно в этих сегментах. Фактически, их везде не хватает, кроме как в IT. Да и то, в IT существуют различные толкования того, что это за деньги и на каких условиях они могут быть инвестированы.

Если говорить о посевной стадии, то это, что называется, рынок продавца — там много стартапов, но мало предложений капитала. Затем, на более поздней стадии, возникает рынок покупателя: капитала становится много, а предложений — мало. Отсюда непропорционально большие суммы сделок в сфере электронной коммерции, интернет-магазинов и так далее.

Ещё есть абсолютно нормальное, обычное заёмное финансирование. Этим занимаются многие банковские структуры, но в стартапы как таковые они не очень-то финансируют. Именно из-за того, что существуют некие банковские нормы, правила, им просто не дадут этого сделать.

Правильно ли я понял, что на рынке инвестирования именно система грантов должна играть главенствующую роль?

Нет, просто гранты должны занимать своё место. А своё место для грантов — это предпосев. Они не очень нужны, когда дело касается компаний, уже достаточно развитых, компаний в стадии быстрого роста. Там — венчурные деньги и заёмный капитал. Гранты нужны для того, чтобы просто запустить проект, позволить ему продержаться какое-то время, чтобы люди не умерли с голоду, а разработали продукт, прототип, который можно будет показать потенциальному инвестору. Бывают инвесторы, которые инвестируют в «голую» идею, но это — микро бизнес-ангелы, которые рассчитывают на отдачу одного проекта из ста: они прекрасно знают, что 99 проектов — это потерянные деньги, зато один оставшийся сможет окупить всё. На этом, собственно, всё венчурное инвестирование и держится.

К чему стремится рынок венчурных инвестиций и когда он сможет добиться своей цели?

Рынок венчурного инвестирования всегда хочет добиться только одного — нелинейной прибыльности от вложенных инвестиций. Именно нелинейной, — это очень важно. Если я во что-то инвестирую, и это что-то растёт на 30% в год, то есть имеет место быть какая-то операционная прибыль, — это не венчурная история, и это не венчурное инвестирование. Этим занимаются другие фонды, используя совершенно иные модели.

Нет никакого уникального пути: российский венчурный инвестор ничем не отличается от любого другого. Конечно же, все хотят инвестировать в проекты, у которых есть глобальное будущее, мировые перспективы. А у российских компаний на этом пути возникают определённые проблемы: языковой и ментальный барьеры, совершенно другая предпринимательская культура, если она, в общепринятом виде, вообще существует в России. Путь специфичен именно в этом, а не в особых путях инвестирования, отдачи и так далее.

Смогут ли венчурные инвестиции помочь России удерживать кадры и предотвращать утечку умов?

Сами по себе инвестиции в этом не помогают. Инвестиции, как и любой капитал, так же текучи, как и кадры: куда кадры, туда и деньги. Венчурных инвесторов много по всему миру, но и законы инвестирования едины: вряд ли американский инвестор даст больше, чем российский, они находятся примерно на одной ступени знаний и оценки, они примерно одинаково представляют, что такое компания, в которую они инвестируют. Никто не будет переплачивать и никто не будет ожидать меньшеё отдачи от проекта.

Удерживать кадры может не венчурное инвестирование, а перспектива работы в собственной компании, развития собственного технологического бизнеса. Необходим целый комплекс: не только инвестиции, но и спрос на продукт, повышение профессионализма, лёгкость получения дополнительных знаний. На сегодняшний день мы достигли хорошей степени экосистемного развития: получать знания сейчас достаточно просто. Существует великое множество открытых школ образования, университетских практик, центров коммерциализации при университетах. То есть любой человек не особо прикладывая силы может нарастить себе очень неплохую предпринимательскую компетенцию. Он не может таким образом нарастить предпринимательский дух, с которым, что называется, нужно родиться. Но что касается знаний — тут проблем нет.

А утечка мозгов зависит не от инвестиций даже, а от интегральных показателей, от рейтинга Doing Business, в частности. Предприниматель — это же очень лёгкая фракция: он, условно говоря, сел в самолёт, и улетел. Это люди, которым нечего бросать, которым особо нечего терять. Естественно, они будут стремиться туда, где смогут воплотить свои знания, свою мечту путём образования технологического стартапа. Играют роль даже не чистая выгода и ожидание хорошей жизни где-нибудь там, а именно возможность быстро и эффективно решать технологические задачи, создавать интернациональные команды.

Сейчас это во многом проще сделать здесь — есть режим благоприятствования. Другое дело, что существует масса институциональных и административных барьеров, да и слякоть с грязью под ногами тоже влияет на настроение, всё-таки не Силиконовая долина. Тем не менее положение улучшается.
Слякоть с грязью под ногами тоже влияет на настроение, всё-таки не Силиконовая долина

То есть задача не столько в том, чтобы создать особую систему венчурного инвестирования в России, сколько в том, чтобы встроить её в глобальную систему.

Да, абсолютно точно. Сейчас вся экономика глобальна и команда, которая хочет принести отдачу, в том числе и финансовую, должна быть нацелена на глобальные возможности.

Этого нельзя сделать без глобальных знаний, без понимания современных мировых трендов. Часто бывает, что стартапер что-то придумывает, а потом выясняется, что это уже давно не только придумано, но и производится. Получается, что в очередной раз изобретён велосипед.

Мозги — они универсальны, и нормальный творческий человек никогда не фиксируется на одной идее. Стартапер может быть упёртым в достижении своей цели, но он не должен быть упрямым с точки зрения рассмотрения других возможностей. Потому что так приходится делать очень часто: человек начал что-то делать, потом выяснилось, что рынок изменился, и ему нужно полностью переделать всю концепцию, весь продукт. Хороший предприниматель должен уметь увлекать команду и справляться с такой ситуацией, потому что она вполне рядовая.

Существующие образовательные программы — платные и бесплатные, государственные и негосударственные — отвечают предъявляемым к ним требованиям? Могут ли они создавать и воспитывать конкурентоспособных предпринимателей?

На данный момент — наверное, да. Года три назад такого рынка-то не было, а сейчас мы хоть и поддерживаем самые хорошие программы, но всё больше выходим из этой поддержки: они существуют уже и без нас. Такие программы — это не только академическое образование, но и образование через примеры, коучинг, менторство, через то, что хорошо развито в развитых экосистемах и то, чего у нас раньше не было.

Венчурное финансирование — в большей мере тема денежная?

Она денежная, но это и вопрос веры. Немного идеологический вопрос, шаманский. И идеология бизнес-ангелов говорит об этом прямо: нужно рассеять более-менее вменяемые микро инвестиции и ждать какого-то результата, понимая, что большая часть денег будет потеряна. Но, конечно, делается это всё на ранних стадиях развития проекта. На более поздних стадиях уже есть и diligence**, и оценка рынка и продукта, а на ранних — только самопрезентация команды и вера в неё. Так что деньги — деньгами, но это не чисто финансовая вещь, это всё-таки не банк.

Существуют ли механизмы поддержки проектов, которые заранее не проходят по бизнес-плану, по каким-либо финансовым показателям?

Во-первых, что такое «не проходят по бизнес-плану»? В России сейчас действует, по разным оценкам, до 150 венчурных фондов, не говоря о прочих источниках финансирования. Где-нибудь проект востребован будет.

Во-вторых, есть грантовое финансирование. Можно пойти в «Сколково», у них там целых пять кластеров, в один из них проект ляжет точно. Я сам был в экспертном пуле «Сколково» и через меня проходили самые разные проекты, в том числе и те, которыми бы фонды, может быть, и не заинтересовались. Но они интересны с технологической точки зрения, а значит, и с точки зрения специалистов кластеров «Сколково». Гранты выдаются в расчёте на то, что продукт будет доведён до такого состояния, которое даст человеку время осмотреться на рынке инвесторов и пойти в правильный фонд. У нас у самих (у «РВК» — авт.) 13 фондов, к нам тоже поступает много проектов. И если проект не интересует ни один из фондов, мы не скупимся на рекомендации и всегда стараемся посоветовать, куда обратиться.

Так не бывает, чтобы все отказались от хорошего проекта: либо у человека с мозгами не всё в порядке, либо проект плохой. Если абсолютно все венчурные инвесторы отказываются от проекта, значит, надо что-то менять. Для этого, кстати, и существуют конкурсы — не для того, чтобы завоевать первое место, а для того, чтобы пройти акселерацию, пообщаться с правильными людьми, с теми же менторами, экспертами. Там же можно поговорить с потенциальным инвестором — и он уже не сможет отвертеться и не ответить на письмо, его можно будет прижать в углу и спросить, что конкретно его не устраивает: бизнес малооборотный, низкоприбыльный, возврат инвестиций нулевой... что-то скажет.  

___________________________________

*англ. family, friends, fools — семья, друзья и дураки

**англ. due diligence — букв.: должная добросовестность; процедура формирования объективного представления об объекте инвестирования